Записки из подполья

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
Записки из подполья
Жанр повесть
Автор Фёдор Михайлович Достоевский
Язык оригинала русский
Дата написания 1864
Дата первой публикации «Эпоха», 1864
Логотип Викитеки Текст произведения в Викитеке
Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе

«Запи́ски из подпо́лья» (рус. дореф. «Записки изъ подполья») — повесть Ф. М. Достоевского, изданная в 1864 году. Повествование ведётся от лица бывшего чиновника, который проживает в Петербурге. По своей проблематике предвещает идеи экзистенциализма, а сам главный герой произведения имел большое влияние на философов. Его отчужденное существование от мейнстрима повлияло на модернистскую литературу.

Повесть представляет собой отрывок из бессвязных мемуаров ожесточённого, одинокого, безымянного рассказчика (обычно называемого критиками «подпольщиком»), отставного государственного служащего, живущего в Санкт-Петербурге. Первая часть рассказа рассказана в монологической форме через дневник подпольщика и «нападает» на современную русскую философию, особенно на «Что делать?» Николая Чернышевского[1]. Вторая часть книги называется «По поводу мокрого снега» и описывает некоторые события, которые, как представляется, разрушают, а иногда и обновляют «подпольного человека», выступающего от первого лица, ненадежного рассказчика и антигероя[2].

«Записки» начинаются представлением интеллектуальных «находок» главного героя. В первой четверти повести даны только несколько биографических фактов — что герой получил наследство, уволился со службы и совершенно перестал покидать свою квартиру, уйдя в «подполье». Однако в дальнейшем в своих записках герой рассказывает о своей жизни — о детстве без друзей, о своей «стычке» (воспринимаемой так только им) с офицером, и два эпизода жизни, ставшие, при допущении о правдивости записок, самым значимым и заметным событием в жизни героя. Первое — это обед с давними школьными «товарищами», на котором он всех обидел, разозлился, и даже решил вызвать одного из них на дуэль. Второй — это моральные издевательства над проституткой из публичного дома, которой он сначала из злобы старался показать всю мерзость её положения, потом, нечаянно дав ей свой адрес, сам терпел от неё непереносимые муки, имевшие свой корень в его озлобленности и в том, что тот образ, которым он перед ней старался представиться, имел разительнейшее расхождение с действительным его положением. Всеми силами стремясь оскорбить её второй раз, этим действием он заканчивает своё повествование о выходах из «подполья», а от лица редактора этих записок добавляется, что имеющееся продолжение этих записок — снова интеллектуальный продукт героя — в сущности, выше написанное очень в искажённой форме.

Темы и контекст

[править | править код]

Повествование «подпольщика» насыщено идеологическими аллюзиями и сложными разговорами о политическом климате того времени. Используя свою беллетристику как орудие идеологического дискурса, Достоевский бросает вызов идеологиям своего времени, главным образом нигилизму и рациональному эгоизму[3].

Во 2-й части повести речь, которую «подпольный человек» адресовал Лизе (проститутке), когда они сидели в темноте, и её ответ на неё является примером такого дискурса. Лиза верит, что сможет выжить и подняться по служебной лестнице своего борделя, чтобы осуществить свою мечту об успешном функционировании в обществе. Однако, как указывает «подпольный человек» в своей тираде, такие мечты основаны на утопическом доверии не только к существующим общественным системам, но и к способности человечества избежать коррупции и иррациональности в целом. Высказанные в 1 части повести замечания о том, что «подпольщику» доставляет удовольствие быть грубым и отказываться обращаться за медицинской помощью, являются его примерами того, как идеализированная рациональность изначально ущербна, поскольку не учитывает более тёмную и иррациональную сторону человечества.

Каменная стена в повести — один из символов романа и олицетворяет все преграды законов природы, которые противостоят человеку и его свободе. Проще говоря, правило, что два плюс два равно четырём, злит «подпольщика», потому что он хочет свободы сказать, что два плюс два равно пяти, но эта Каменная Стена законов природы стоит перед ним и его свободной волей.

Политический климат

[править | править код]

В 1860-х годах Россия начала ускоренными темпами впитывать идеи и культуру Западной Европы, питая нестабильный местный климат. Особенно бурный рост революционной активности сопровождал общую перестройку царизма, когда либеральные реформы, проводимые неповоротливой самодержавной властью, лишь усиливали напряженность как в политике, так и в гражданском обществе. Многие представители русской интеллигенции были вовлечены в полемику с западниками, с одной стороны, и славянофилами с другой, озабоченные тем, чтобы способствовать импорту западных реформ или продвигать панславянские традиции для решения конкретных социальных проблем России. Хотя царь Александр II освободил крепостных в 1861 году, Россия всё ещё была постсредневековым, традиционным крестьянским обществом.

Когда были написаны «Записки из подполья», началось «интеллектуальное брожение» в дискуссиях о религиозной философии и различных «просвещённых» утопических идеях[4]. Эта работа представляет собой вызов и метод понимания более широких последствий идеологического стремления к утопическому обществу[5]. Утопизм в значительной степени относится к коллективной мечте общества, но что беспокоит «Подпольщика», так это сама идея коллективизма. «Подпольный человек» делает вывод, что индивидуумы в конечном счёте всегда будут бунтовать против коллективно навязанной идеи рая; утопический образ, такой как Хрустальный дворец, всегда будет терпеть неудачу из-за лежащей в основе иррациональности человечества.

Писательский стиль

[править | править код]

Хотя роман написан в повествовании от первого лица, «Я» здесь никогда по-настоящему не раскрывается. Синтаксис иногда может казаться «многослойным»; подлежащее и глагол часто находятся в самом начале предложения, прежде чем объект погружается в глубины мыслей рассказчика. Рассказчик повторяет многие из своих концепций[6].

«Подполье» — аллегорический образ. Герой не имеет никакого отношения к революционной деятельности, поскольку считает деятельную волю «глупой», а разум безвольным. После некоторых колебаний «Подпольный человек» склоняется скорее к интеллигентному, рефлектирующему безволию, хотя и завидует людям нерассуждающим, просто и нагло действующим.

Внешние видеофайлы
М. М. Дунаев о «Записках из подполья» — дважды два пять
[1]

«Подполье» — иное название для атомарности. Ключевая фраза: «Я-то один, а они все». Мысль о личном превосходстве над остальными, как бы ничтожна ни была жизнь, как бы ни пресмыкался интеллигент, — квинтэссенция этой исповеди русского интеллигента.

Герой, вернее антигерой, как он сам себя называет в конце, несчастен и жалок, но, оставаясь человеком, получает удовольствие от того, что мучит себя и других. Эту склонность человека вслед за Достоевским, Кьеркегором и Ницше открывает современная психология.

Королева Виктория открывает Всемирную выставку в «Хрустальном дворце»

«Хрустальный дворец» — олицетворение грядущего гармонично устроенного общества, всечеловеческого счастья, основанного на законах разума. Однако герой уверен, что найдутся люди, которые по совершенно иррациональным причинам отвергнут эту всеобщую гармонию, основанную на рассудке, отвергнут ради беспричинного волевого самоутверждения. «Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до арифметики, когда, будет одно только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает!»

В. В. Набоков, который в целом неодобрительно относился к творчеству Достоевского, писал: «Эту повесть можно было бы счесть описанием клинического случая с явными и разнообразными симптомами мании преследования. Мой интерес к ней ограничен исследованием стиля. Здесь ярчайшим образом представлены темы Достоевского, его стереотипы и интонации. Это квинтэссенция достоевщины»[7].

Вызов, брошенный «подпольщиком» идее «просвещенного» общества, заложил основу для последующих работ. Эта работа была описана как «вероятно, самый важный единственный источник современной антиутопии»[8].

«Записки из подполья» оказали влияние на различных авторов и произведения в области философии, литературы и кино, в том числе[9]:

Были многократные попытки экранизировать повесть или поставить на сцене.

Театральные постановки

[править | править код]

Экранизации

[править | править код]

Упоминания в культуре

[править | править код]
  • В художественном фильме «Жизнь Пи»: протагонист подростком читает книгу в английском переводе.
  • Книга фигурирует в т/с «Остаться в живых»: в 12 серии шестого (последнего) сезона Хьюго держит её в руке после того, как Илана взорвалась вместе с рюкзаком, в котором был динамит, приготовленный для того, чтобы взорвать самолёт.
  • «Константин Райкин. Вечер с Достоевским» — сценическое переложение повести на сцене театра «Сатирикон».
  • Отрывки из повести используются в альбоме «Человек без времени» российской хип-хоп-группы «Записки Неизвестного»[12].
  • В честь этой книги американская рэпкор группа Hollywood Undead назвала свой 3-й альбом Notes from the Underground.
  • В художественном фильме «451 градус по Фаренгейту» главный герой украдкой читает эту книгу.
  • В романе французского писателя Жана-Мишеля Генассии «Клуб неисправимых оптимистов» библиотекарь советует главному герою Мишелю Марини, который находится под сильным впечатлением от творчества Достоевского, прочитать эту книгу.

Примечания

[править | править код]
  1. Bird, Robert. «Introduction: Dostoevsky’s Wager Архивная копия от 6 июля 2020 на Wayback Machine.» Pp. vii-xxiv in Notes from Underground, translated by B. Yakim. Grand Rapids, MI: William B. Eerdmans. p. x Архивная копия от 6 июля 2020 на Wayback Machine: «The views that brought Chernyshevsky to this vision were close to utilitarianism, meaning that actions should be judged in terms of their expediency. Naturally, utilitarians assumed that we can know the standard against which expediency can be measured: usually it was economic well-being. In Chernyshevsky’s rational egotism [sic], utlitarianism as a method coincided with socialism as a goal: in essence, it is in everyone’s individual self-interest that the whole of society flourish.»
  2. Furst, Lillian (March 1976). "The Romantic Hero, Or is he an Anti-Hero? Studies in the Literary Imagination". Studies in the Literary Imagination.
  3. Scanlan, James (1999). "The Case against Rational Egoism in Dostoevsky's Notes from Underground". Journal of the History of Ideas.
  4. Wanner, Adrian. The Underground Man as Big Brother: Dostoevsky's and Orwell's Anti-Utopia. — Penn State University Press, 1997. — P. 77.
  5. Kaufmann, Walter. Existentialism From Dostoevsky to Sartre. — New York : Meridian Books, 1956. — P. 52.
  6. Bakhtin, Mikhail M. Problems in Dostoevsky's Poetics. — Ann Arbor, MI : Ardis, 1973. — P. 150–159.
  7. Набоков В. В. Лекции по русской литературе. — СПб., 2012. — С. 190.
  8. Morson, Gary. The Boundaries of Genre: Dostoevsky's Diary of a Writer and the Traditions of Literary Utopia. — Evanston, IL : Northwestern University Press, 1981. — P. 130.
  9. "Can Dostoevsky Still Kick You in the Gut?". The New Yorker (англ.). Архивировано 5 сентября 2018. Дата обращения: 31 октября 2018. {{cite news}}: Указан более чем один параметр |accessdate= and |access-date= (справка)
  10. A paragraph from Dostoevsky's Notes from Underground is quoted at the beginning of the first chapter of American Psycho.
  11. «Записки из подполья» (англ.) на сайте Internet Movie Database.
  12. Zapiski Neizvestnogo Архивная копия от 20 января 2009 на Wayback Machine // Myspace

Литература

[править | править код]